О наследственности
У меня вся семья — журналисты: мама, отец и две сестры. Одно время я тоже хотела пойти в журналистику. Но, передумала, наблюдая за мамой. Когда мама работала дома, в квартире стояла звенящая тишина. Мы с отцом просто замирали, потому что — «мама пишет статью». И вот, глядя на маму, я решила, что, наверное, это очень тяжело — писать не о себе, а о других. У меня это просто не получилось бы. В своих песнях я пишу только о себе.
О назначении женщины
Предназначение любой женщины состоит в том, чтобы родить ребёнка. Бог дал мне не одного ребёнка, а сразу двойняшек. Говорят, что Он даёт столько, сколько можешь выдержать. Но, если честно, мне иногда кажется, что Господь несколько погорячился. Не скажу, что мне с детьми легко: они достаточно энергичные ребята. Совмещать материнство и гастрольный график тяжело, я по ним очень тоскую. Но я не могу не выступать и приучаю их к этой мысли.
Вообще, самое важное для матери после рождения двойни — первый раз подойти к детям. Они ведь смотрят на тебя, и тут главное — не посмотреть ни на одного из них первым. Потому что они первый взгляд запоминают, понимаете? И вот они вдвоём лежат, а я смотрю не на них. Я смотрю в точку где-то между ними, чтобы никого из них не обидеть первым взглядом...
О воспитании музыкальных вкусов
На вопрос о том, что слушают мои дети, я всегда отвечаю прямо и конкретно: они слушают группу «Ночные снайперы». Я не прилагала к этому никаких усилий. Более того, я ставила им Эдит Пиаф, классику, джаз — кого угодно, только не себя. Но пару лет назад после возвращения с гастролей из Тулы я вдруг обнаружила, что они подсели на мою акустику. Теперь часто бывает, что мы садимся в машину и они говорят: «Включи маму». Я говорю: давайте обойдёмся без стерео, давайте лучше будем слушать джаз.
Конечно, я стараюсь водить детей на разные концерты. Но они там обычно скучают и спрашивают: мама, когда уже мы пойдём в гримёрку и будем там есть орехи? Они не понимают, что гримёрку сейчас занимает не мама, а Юрий Башмет, например.
О старости
Если кто-то скажет вам, что не боится старости — знайте: он врёт. Никто не хочет стареть. Никто не хочет умирать. Но, к сожалению, это ждёт всех нас. Хотя вот это «к сожалению» здесь, наверное, лишнее. Если бы не было смерти, то не было бы и нас с вами. Поколения обязаны сменять друг друга. Именно поэтому так важно родить. Рождение — это наш вызов смерти: я могу остаться в моих детях. А потом уйдут мои дети и останутся их дети. Это такая правда жизни, миропорядок, которому мы должны следовать.
О попсе
Я не доверяю поп-музыке в нашей стране, потому что наши исполнители в большинстве своём — намного лучше и глубже, чем то, что они поют. Они зачастую гораздо более способные, интересные и умные люди, чем та хрень, которую они выдают нам с экранов телевизоров и со сцены.
Если включить в новогоднюю ночь телевизор (чего я давно не делаю), то там на всех каналах одинаковые «голубые огоньки» с одними и теми же лицами, которые словно переходят с канала на канал: вот ты его только что видел здесь, а потом щелчок пультом — и он словно перескочил на другой канал. Я не верю, что у нас всего в музыке 10 или 15 талантливых людей. У нас в стране очень много настоящих самородков. Им просто не дают ходу, не дают жизни, не дают возможности себя проявить.
Мне кажется, российские поп-исполнители недооценивают наших людей. Они думают, что чем глупее они всё сделают, тем лучше народ это схавает. А народ — это и вы, и я. И я думаю в этом случае: нет, я сама не буду это хавать и не хочу, чтобы это слушали мои дети. Пусть они лучше слушают Muse или Queen, чем певичку, которая сегодня есть, а завтра её уже нет.
О литературных вкусах
Сейчас у меня период увлечения русской классикой. Правда, совсем не тянет перечитывать Достоевского — он для меня слишком мрачен. В школе очень любила Тургенева, а сейчас вот подсела на Толстого. Если его читать минут по сорок в день — начинаешь даже говорить по-другому, потому что наполняешься настоящей живительной силой русского языка. Если мы потеряем этот язык — нашей стране сразу хана придёт. Потому что с утратой языка мы потеряем свою самобытность.
У Толстого есть важная идея: каждый человек в жизни приходит к «мысли семейной». Несмотря на все творческие достижения и успехи, несмотря на карьеру, бизнес, счета в банках, ты всё равно остаёшься гол как сокол, если у тебя нет любви, нет людей, которые о тебе переживают и заботятся. И можно достаточно долго обманывать себя популярностью на сцене, где ты король, но все успехи — фигня, если после концерта ты возвращаешься домой, а там тебя никто не ждёт.
О здоровом образе жизни
О своей физической форме каждый должен заботиться сам. Ни в коем случае нельзя потакать своим слабостям в еде или алкоголе – это просто разрушает человека. Я люблю плавать. Люблю велосипед. Ещё занимаюсь боксом. Благодаря ему я точно могу сказать, что по носу мне никто никогда не заедет и башку мне никто никогда не отобьёт.
Бокс – это в первую очередь стратегия. Важно понять, каким будет следующее движение твоего противника, что он задумал. Это очень пригождается в жизни: в ней ведь тоже нужно предугадывать шаги того, кто хочет тебе навредить.
О страхе и ответственности
Я с большим интересом наблюдала за всеобщим помешательством осенью 2014 года. Той осенью приехала в Киев и сказала собравшимся в зале ребятам: я вам очень сочувствую, у вас в стране наступили кровавые времена, и вы словно живёте в неправильном месте в неправильное время. Потому что никому не хочется, чтобы на его долю, да ещё и в молодости, выпала война и междоусобицы, в которых сейчас живут украинские ребята. А затем я извинилась перед ними за тех российских рок-музыкантов, которые отменили концерты на Украине. Потому что, на мой взгляд, нельзя делить концерты по национальному признаку: тут я играть буду, а тут – нет.
После этого мою фразу выдернули из контекста, растиражировали в СМИ и Интернете, а мне сказали, что я враг народа и посоветовали валить из России. Ну, я, конечно же, ответила, как я это умею. Ответила, что никуда я не уеду, и вы ничего со мной не сделаете, потому что я люблю свою страну не меньше вас.
У нас тогда отменили около 40 концертов по стране. И мы с большим трудом выжили, потому что в России артист зарабатывает на жизнь только концертами, а что до роялти, то их в нашей среде никто и никогда не видел. Потом глупость отступила, мы снова стали ездить на гастроли. И я иногда думаю, приезжая, например, в какой-нибудь город: вот я стою на сцене, а те люди, которые тогда запрещали мои концерты – они где-то здесь, сидят в этом зале. Интересно, что они про себя сейчас думают?
Самое главное – не то, как ведёт себя государство. Самое главное – что думает отдельно взятый человек. В той ситуации, в которой мы оказались, было виновато не государство, а страх людей на местах.
Об одиночестве
Во время гастролей я обычно весь день ни с кем не общаюсь. Я молчу. Когда ты молчишь, ты на самом деле собираешь энергию для концерта и наполняешься силами. А сила — она в одиночестве и молчании.
Чтобы меня не узнавали в городе, я обычно надеваю шапку на лоб, тёмные очки на половину лица и вообще не разговариваю, потому что узнают меня чаще всего именно по голосу. Но в белгородской оптике меня сегодня всё равно сразу узнали. Хотя я молчала.
Редакция благодарит управление по связям с общественностью и СМИ НИУ «БелГУ» за помощь в подготовке материала.