Диана Арбенина: «Я не могу писать глупые песни»

– Диана, поздравляем со светлым праздником Пасхи, и пусть это яичко будет символом добрых новостей и событий. Кстати, что было бы для вас благой вестью сродни пасхальному яичку?

– Даже не знаю. В жизни очень много разных сторон. Что касается общества, то мне хотелось бы мира. Что касается группы – чтобы ничего не поменялось, потому что у нас все хорошо. Что касается детей, то хотелось, чтобы они... ладно, пусть будут такими, какие они есть, шебутные. В целом, я не хочу чего-то сверхъестественного. У меня все хорошо.

– Раз уж разговор зашел о праздниках. Близится юбилей Победы. В этом году отечественные режиссеры как один остановились в фильмах на женской линии. Как по-вашему, это новый виток эмансипации или дань долгу, ведь о женщинах на войне до этого вспоминали нечасто?

– Был же отличный спектакль «У войны не женское лицо». Насколько я помню, по роману Светланы Алексиевич. Это белорусская писательница, очень хорошая. Было много работ. Но дело в том, что может быть, не обращались к этой теме, потому что просто не обращались. Я не думаю, что это связано с эмансипацией вообще. Более того, я ее так ярко и не наблюдаю.

– Как вы будете отмечать этот праздник?

– Надеюсь, буду петь. Мне бы очень хотелось петь, потому что я этот праздник чту больше, чем все остальные. Мне кажется, если ты забываешь свое прошлое, забываешь, какой ценой досталась эта победа, то ты не хочешь жить в мире. А мне бы очень хотелось, чтобы у нас было миролюбивое общество, которое бы любило свою страну и ценило то, что она сделала для народа 70 лет назад. У нас в семье очень многие воевали. Конечно, это не пустой день. Я очень часто 9 мая бываю в Переделкино (это еще и день рождения Булата Окуджавы)*. И мне предлагают спеть одну из его военных песен.

– Программа, с которой вы приехали к нам называется «Мальчик на шаре». Прежде всего, название альбома ассоциируется у меня с Маленьким Принцем (Эзюпери), и с домиком Элли в «Волшебнике изумрудного города». А что вкладывали в него вы?

– Это, наверное, образ детства, образ человека, который только начал взрослеть. У него все живо, он очень раним, очень искренен и он, конечно, реагирует на все. Об этом, собственно говоря, и речь. Но который уже познал смерть, конечно.

– Мне кажется, что песни в этом альбоме стали еще более эмоциональными. И понять их проще сначала сердцем, а потом уже как-то осознать головой. Это поиск новых форм или нового подхода к слушателям?

– Я об аудитории вообще не думаю, когда пишу. И не верьте тем, кто думает о слушателе или о зрителе, когда пишет песни. Если думает, значит, уже все – хана. Это конъюнктура. Я пишу песни только для себя, потому что так со мной случилось. Мне никто не дает заказ. В 1993 году я не думала в принципе, что это будет профессиональным делом, которому я посвящу жизнь. Я пела и пела, собственно, как сейчас пою. Что касается вашего замечания, оно очень классное. Значит мне удается с течением времени умно излагать любовь. И это очень здорово, потому что я апеллирую исключительно к сердцу и душе. Но поскольку Бог все-таки дал какой-то разум, я не могу писать глупые песни. Вообще просто ни одной. Могу шутя, но глупые – нет. То что они, скажем так, минуя сознание идут в сердце – это, конечно, классно. Я бы так не могла сказать о песнях 1993 года. Так что, наверное, я все-таки чего-то достигла в самой себе.

– Ваши поклонники, которым понятно творчество, уже повзрослели. А как удается завоевывать новых слушателей? Например, Снайперский хор вы собрали, чтобы привлечь новую аудиторию или хотели сделать приятное поклонникам.

– У нас в Снайперском хоре нет возрастного ценза. Условно говоря, ты можешь быть 80 лет от роду и прийти на кастинг. Я всегда смущаюсь смотреть в зал, но при этом четко понимаю, что наша возрастная вилка – это люди от 15 до 65 лет. Моя мама, мне кажется, самая старшая. Ей 67 лет, она вместе с нами ездит, занимается сувенирной продукцией. Она бывает на каждом концерте. Взрослее ее, наверное, нет.

– Не собираетесь ли продюсировать молодые дарования?

– Я об этом задумывалась. Но не хочу открыть центр, чтобы заявить о чем-то, и пшик. Мне этого не надо. Мне нравятся молодые, я им верю. И мне незападло им помогать. Артисты чем старше становятся, тем боязливее относятся к тем, кто идет за ними. Ты как будто бы взрослеешь, потом стареешь и видишь как идет молодая зеленая шпана. И тут жаба либо душит, либо не душит. Вот меня, например, она не душит. Мне не слабо передать то, что я знаю, что я умею талантливым ребятам, которым под 20 лет, – это же здорово. Это молодая кровь, именно ее нужно питать. Мы были в Екатеринбурге вчера (концерт состоялся 11 апреля – прим. авт) и мне задали вопрос, почему никто из российских групп не возит с собой разогрев, как это делают фирмачи. Я об этом думаю уже второй день. Я в процессе. А почему бы и нет. Молодым надо помогать. Вот мне никто не помогал. Это закаляет, конечно. Но мы же люди. Если ты к человеку относишься с добротой, если, когда он что-то хорошее делает, говоришь ему: «Ты умница!», то человек хочет быть еще лучше. А если постоянно пинать, то он превращается в волка. Это неправильно. Поэтому, конечно, помогать надо.

– Сейчас многие хотят стать артистами. Этому способствуют передачи типа «Голос». Как вы относитесь к тому, что едва ли не каждый второй человек мнит себя певцом или музыкантом? Хорошо ли это?

– Если сам в себя не будешь верить, то даже если 54 раза победишь, ничего дальше не будет. Программы могут быть, условно говоря, некой помощью. Но на самом деле они прокатывают сезон по стране, а потом ты думаешь: «А где же эти имена?». Они растворились. А почему? Потому что участники сами не так хотели. И за них ничего телевизор не сделает и продюсер тоже. Желание должно быть настолько неистовым для того, чтобы кем-то стать. Хотеть могут все. Но становятся немногие. Это большая жертва. Ты жертвуешь всем, вступая на сцену, это мощный наркотик.

– У вас подрастают дети. Как считаете, нужно ли отвечать ребенку на любые его вопросы? Или можно обойтись проверенным: «Подрастешь, узнаешь».

– Я на все их вопросы отвечаю. Есть вопросы, на которые я не знаю ответа. Например, Марта спрашивает, почему горячая жидкость не замерзает. Я задумалась. Есть такие моменты – именно технические, которые меня ставят в тупик. Но ведь можно открыть учебник или «Википедию» тут же и узнать. Надо отвечать детям на все вопросы и более того, нельзя, когда ты чего-то не знаешь, лепить как будто ты знаешь. Нужно иметь способность ребенку сказать: «Я не знаю, но я постараюсь узнать». Это такой момент доверия, потому что дети все равно поймут, что ты просто гнал.

– Давайте поговорим о предстоящем концерте. В одном из интервью вы говорили, что привозите в город готовую программу, а потом, непосредственно перед самым концертом, выбираете песни, кототорые хотели бы исполнить. От чего это зависит? На вас влияет ощущение от города (публики) или настроение?

– Мое настроение зависит и от аудитории, и от города. Я же не замкнутая цепь. Я очень четко реагирую на то, что происходит – на эту сцену, на атмосферу. Исходя из всего этого я и составляю программу. Но есть вещи, которые мы поем из концерта в концерт, которые стали классикой и их не обойти.

В каком настроении пребывала группа в этот день в Тюмени, догадаться было не так уж и сложно. С каждой следующей песней, объявленной со сцены, градус общего веселья все нарастал. Но все же зрители довольно длительное время пытались преодолеть робость кресельного зала, чтобы добраться до проходов и там потанцевать. Тюменцы услышали из новой пластинки песни «Без трепа», «Адреналин», «Горыгоры», «Фиеста», «Табак», «Брату». И после того как Диана Арбенина предложила всем потанцевать, зрители рванули к сцене, и тогда началось самое что ни на есть веселье. «Розы», «Морячок», «Катастрофически», «31 весна», «Рубеж», «Юго2» встречали бурными овациями. Зрители дарили музыкантам цветы и желали удачи.

*В Переделкино (Москва) проходит ежегодный традиционный майский концерт в доме-музее Булата Окуджавы.