Диана Арбенина vs Найк Борзов: "Русскому року сегодня не хватает секса"

Фото: Семен Кац

Диана Арбенина: У меня вот такая история была с участием Найка: пару лет назад руководство «Нашего радио» предложило мне вести свою программу «Последний герой». Моим первым гостем был Найк Борзов. Перед записью пилота я волновалась ужасно. Я к нему очень хорошо отношусь, но он опасный парень! К тому же меня перед программой предупредили, что если Найк будет в хорошем настроении, то все сложится, а если в плохом, то все пропало.

Найк Борзов: Мы тогда вроде чудесно поболтали.

Арбенина: Да. За окном студии должна была стоять редактор и показывать мне, сколько времени осталось до конца эфира, чтобы мы уложились. Она и показывала, но я в какой-то момент так погрузилась в разговор, что вообще перестала ее замечать. В итоге лучшим выпуском за всю историю программы был именно первый, с участием Найка. Как-то раз я предложила ему вместе записать песню «Бонни и Клайд», и этот парень мне отказал!

Борзов: Вы же потом с Шурой из «Би-2» это сделали?

Арбенина: Нет, я ему твою партию не отдала! Потому что только у тебя есть интонация, которая нужна для этой песни: нежная, но очень мужественная.

Борзов: Я ее послушал — Шура мне подарил пластинку.

Фото: Семен Кац

Юлия Гусарова: Найк, вы больше любите сочинять или играть?

Борзов: Ну, это две части одного процесса: сочинил — и поехал играть. Я путешествовать люблю. Я сейчас в туре, он идет уже пару месяцев. Недавно в Ульяновске был.

Гусарова: Зрители поди везде «Лошадку» требуют.

Борзов: Ничего не требуют. Ну, какие-нибудь ребята, которые стоят в первом ряду, кричат мне: «Я маленькая лошадка!», а я их с этим поздравляю. Или предлагаю исполнить только одну эту песню и уйти — они с таким раскладом не соглашаются.

Гусарова: Вас не утомляет «Лошадка»? Некоторые рок-исполнители, например, свои старые «боевики» принципиально не играют.

Борзов: Нет, некоторые песни стали народными и живут немножко своей жизнью. Я начинаю петь ту же «Лошадку» и «Верхом на звезде» — люди подхватывают и поют хором. А я отхожу от микрофона и радуюсь. Получается такое звездное караоке.

Фото: Семен Кац

Арбенина: Люди, может, любят «Лошадку», но если говорить про то мощное и главное, что останется после человека — извини, Найк, при тебе, конечно, такое странно говорить, — то это, конечно, твои песни «Она одна» и «Ты выйдешь из кухни в ситцевом платье…» («Последняя песня». — Прим. ред.).

Борзов: Заложниками репертуара становятся музыканты в попсе. Как Мурат Насыров. Вот, сочинил он песню «Мальчик хочет в Тамбов» — не знаю, как это было, может быть, на кухне, веселясь — и всю оставшуюся жизнь ездил с этой песней по всей стране. У меня все не так. Я не чувствую себя заложником старых песен, и слушательского терроризма я не ощущаю.

Гусарова: Музыканты по-разному становились и становятся медийными в девяностые, нулевые и в наши дни. В 2003 году далеко не у всех был интернет — у меня не было, например, — и я вашу песню «Приснилось мне, что я тебя» услышала на таком розовом компакт-диске, который вытащила из девичьего журнала. Там были Дима Билан, Глюкоза, другие поп-певцы — и вы.

Борзов: Миленько.

Фото: Семен Кац

Гусарова: Тогда какие-то рок-музыканты становились постоянными героями массовых СМИ — подростковых, женских журналов, «Московского комсомольца» какого-нибудь. Из группы «Звери» таким образом сделали целый культ. А сейчас люди, которые играют гитарную музыку, существуют «Вконтакте», журналы о них не пишут, информация о музыке, которая без приставки «поп», распространяется не вертикально, а горизонтально. Как вы себя чувствовали пятнадцать лет назад, когда были героем плаката из журнала «Молоток»?

Борзов: На рубеже девяностых и двухтысячных было много телепрограмм, куда можно было прийти и сыграть живой концерт. А потом началась «Фабрика звезд» и все похерила. Созданные на этом проекте артисты до сих пор рулят в медиапространстве. Мне мое присутствие в девичьих журналах всегда казалось забавным — что «Молоток» и Cool Girl живо интересовались моей работой, хотя раньше обо мне могли написать в журнале «Контркультура» или Fuzz. Ну, был героем плакатов — и был: люди любят создавать себе кумиров, почему я должен их обламывать? Кстати, в популярных молодежных журналах не только сладкие девочки работали, там были и художники — в этих СМИ они зарабатывали деньги.

Фото: Семен Кац

Арбенина: Меня по MTV не показывали — я начала позже, чем Найк. Меня вот что парило: на всех плакатах и съемках для журналов я была такая страшила — просто капец! Главный редактор журнала Fuzz нас с Сургановой сподвиг на не очень умную вещь — съемку ню с бодиартом для обложки. Мы на фото стоим такие несчастные, в касках, расписанные под камуфляж — ужас. Я не вижу диссонанса между тогдашней эпохой MTV и этих журналов — и сегодняшней эпохой «Вконтакте». Мне в сегодняшнем времени кайфово жить. Главное, что песни пишутся, а люди приходят на концерты.

Борзов: Да, главное, что мы никуда не делись, и все это знают.

Гусарова: Способы коммуникации артиста с аудиторией очень изменились с тех пор. Вот, певица Манижа появилась в инстаграме. Выпускала там клипы длиной в пятнадцать секунд, наращивала аудиторию, а потом стала выходить на концертные площадки — у нее с первых концертов, как говорится, полный sold out. Успех сегодня измеряется лайками.

Арбенина: Успех измеряется временем. Давайте встретимся годика через полтора и поговорим об этой девушке еще раз. Артистом, особенно рок-музыкантом не становятся за один сезон.

Борзов: А я не слышал о ней ни разу и года через полтора вряд ли вспомню, что мы ее обсуждали.

Фото: Семен Кац

Арбенина: Сегодня же у тебя день рождения, так что вспомнишь. Я тебе напомню!

Борзов: Поющих людей-мемов много, да. Но кто сейчас вспомнит, как зовут парня, который пел Gangnam Style в 2012 году? Остается только то, что сделано круто, а круто сделано то, что человек прожил, а не просто слепил.

Гусарова: А вы насколько активны в сети?

Борзов: Не знаю. Я сижу в интернете, конечно.

Гусарова: Вашей дочери тринадцать лет. Что она слушает?

Борзов: Она слушает то, что ей самой нравится петь — например, Dangerous Woman Арианы Гранде. Я ей скачал минус этой песни, и она поет. У нее, кстати, скоро концерт маленький, три песни споет. Я не очень люблю весь этот соул, голосовая акробатика — не мое. Вике нравятся и рок-исполнители, я ее в свое время на The Beatles подсадил.

Гусарова: А русский рок она слушает?

Борзов: Не очень. Она изучает английский, поэтому больше слушает англоязычные песни. Хотя в ее сохраненных аудиозаписях в соцсетях есть что-то из «Грибов».

Фото: Семен Кац

Гусарова: Как вам «Грибы», кстати?

Борзов: Прикольно, весело. У них все на стебе построено, на таких «районных» штуках.

Арбенина: Мне кажется, «Грибы» — это сегодняшний «Мальчишник».

Борзов: Да, что-то есть. В их песнях мало секса, зато юмор хороший. Неглупые люди эти песни пишут.

Гусарова: А современный русский рок какой любите?

Арбенина: А современный русский рок — это что?

Борзов: Если взять «Наше радио», которое позиционирует себя как радио русского рока, то там за последние несколько лет картина как-то не изменилась.

Арбенина: На «Нашем радио» группа «Любэ» теперь ротируется. К моему величайшему сожалению, в русском роке, и в мужском, и в женском, не появилось ничего. Я не Баба-яга, которая ехидно думает: «Ну и хорошо, что новых классных групп нет», — нет, я люблю молодежь, детей — тех, кто еще в этой жизни практически ничего не понял. Они очень честные. Но никого же нет — ни новой поэзии, ни новой музыки.

Борзов: Одно заимствование и желание уехать сразу на Запад. Новые группы все поют на английском.

Фото: Семен Кац

Гусарова: Да не все! Вы слышали про фестиваль «Боль»?

Борзов: Ну, «Боль» — это реальная боль. Был я там пару лет назад — ни одной нормальной группы. Они все хорошо так, правильно выглядят, но музыка отвратительная. Питерская группа Lucidvox понравилась, девочки фигачат смурной рокешник, у них много песен на русском. Еще группа «Электрические принцессы» — тоже ничего. Это мои друзья, у них недавно первый альбом вышел на iTunes. Песенки у них забавные, они только на русском поют. Я, конечно, не хочу сказать, что вообще нет хорошей современной музыки, но такого вот традиционного русского рока, притом нового, как будто нету. В основном это заимствования с Запада, в которых нет вот этой светлой русской грусти: либо дичайший мрачняк, либо желание понравиться всем. А золотой середины нет.

Гусарова: У новых рок-групп, которые играют на фестивале «Боль» (и, кстати, почти все поют исключительно на русском), в песнях микс из смешного и трагичного. Когда пишут смешное, хотят всем понравиться?

Борзов: Чтобы всем понравиться, надо мемы писать.

Гусарова: Тексты всех наших младорокеров очень меметичны.

Борзов: Я этим в конце девяностых занимался, когда написал «Три слова» те же.

Фото: Семен Кац

Арбенина: Мне кажется, русскому року сегодня не хватает секса.

Борзов: Музыкантам в принципе секса не хватает. Секс — это уже не модно, как говорят некоторые чуваки.

Абенина: Серьезно, сексуальности не хватает. Это ведь такая естественная вещь: человек не должен специально об этом думать, он либо сексуален по своей природе, вот как Борзов, либо нет. У современных музыкантов чаще есть лоск, дорогущие гитары, но у них не получается спеть на сцене песню так, чтобы она тебя зацепила, потому что сам исполнитель зацепил. Куража нет ни в новых музыкантах, ни в тех, кто начал двадцать лет назад. Найк, сколько лет ты играешь, кстати?

Борзов: Первый концерт у меня был году в восемьдесят четвертом.

Гусарова: Вас в какой-то момент занесло в электронику и транс, я имею в виду ваш проект «Бобры-мутанты». Как это произошло?

Фото: Семен Кац

Борзов: Году в 99-м мы с Дельфином ездили в совместный тур и играли такие сплит-концерты. И вот в Тольятти мы решили поджемить, собрались на сцене большим составом — пять гитар, я за барабаны сел — и заиграли музыку, которую мы потом после концерта назвали «Психоделический сатана». Это была первая композиция «Бобров-мутантов». За какое-то время до этого выступления мы играли на белорусском стадионе, вокруг которого было много мозаик с бобрами: бобер-пловец, бобер-тяжелоатлет, бобер — метатель копья. Шутка про бобров-мутантов прижилась в нашей компании, и мы так назвались. Музыка «Бобров-мутантов» складывалась из безумных импровизаций, которые имели место во время репетиций и записи альбома «Заноза». У меня дома до сих пор стоит большая коробка этих импровизационных записей, мне их просто лень оцифровывать.

Гусарова: Сейчас слушаете электронную музыку?

Борзов: Сейчас, когда записываю песни в студии, ничего не слушаю, кроме классической музыки. Бах, Моцарт, Вагнер — вот мои саундтреки сейчас.

Фото: Семен Кац

Арбенина: А мне понравился недавно один трогательный парень, Майкл Киванука. Думала, японец, а он афроамериканец. Недавно была на его концерте в Сан-Франциско. Выходим, глядь — у нашей машины все стекла разбиты, да и у всех в этом районе. Подумала: «Ништяк, теперь Майкла Кивануку я запомню навсегда!»

Гусарова: А ваши дети уже начали самостоятельно копаться в музыке или слушают то, что поставите?

Арбенина: Тёме и Марте семь лет, я уже отдала им компьютер, только проверяю, чтобы слова «порно» нигде не было. Я стараюсь не навязывать им свое мировоззрение, никогда не скажу им, что они слушают какую-то фигню, но вечная музыка все же должна осесть в их головах, чтобы они знали Queen и Rolling Stones. Поэтому у нас такая игра: едем в машине, я спрашиваю, кто поет — Марта отвечает: «Эми Уайнхаус!» — и я ей даю сто очков. Тёма в этом году влюбился в Тома Йорка, причем сначала в клипы, а уж потом в музыку. Недавно я предложила им развести костер и, когда предложила выбрать музыку, чтобы посидеть у костра, он сам захотел, чтобы я поставила Radiohead.

Фото: Семен Кац

Борзов: У моей дочери на странице «Вконтакте» аудиозаписи были закрыты. Я говорю: «Вик, ну дай послушать!» Она какое-то время отнекивалась, потому что она стеснительная девочка, но недавно открыла все-таки. Я тут же решил послушать и сидел в ее плейлисте до утра, рисовал под эти песни. Обнаружил у нее забавных персонажей — Дрейка и Weekend. Дрейка даже скачал.

Арбенина: Мне нравится, что современные дети слушают вообще не ту музыку, что мы. Это чаще всего либо соул, либо мощный хмурый рэп. Мне из нашего мощного хмурого рэпа нравятся Баста, группа «25/17» и вот этот человек, тексты которого всегда оставляли во мне странные ощущения. У него имя напоминает название химического элемента.

Гусарова: Оксимирон?

Арбенина: Точно! Мне нравится, что дети слушают рэп, потому что это такой новый рок, и то, что они не получают в современном пустопорожнем роке, они берут из рэпа.

 

Корреспондент - Юлия Гусарова 

Источник - Сноб