«Последний герой»: интервью Гоши Куценко

После долгих январских каникул в эфире Нашего Радио вновь появилась авторская программа Дианы Арбениной «Последний герой. Акустика редких людей». Первым гостем передачи в 2016 году стал актер и музыкант Гоша Куценко. 

Актер и с недавнего времени музыкант Гоша Куценко стал гостем программы Дианы Арбениной «Последний герой» в эфире "НАШЕго Радио". В дружеской беседе актер поделился историей о том, как у него прорезался голос, вспомнил о поступлении во МХАТ и даже посоветовал, как правильно сниматься в «постельных сценах».

Диана Арбенина: - Расскажи мне, пожалуйста, что с музыкой? Каким это образом все началось?

Гоша Куценко: - В общем, музыка – это отдельная территория. Не знаю, как я на нее попал. Вообще, я всегда завидовал музыкантам. Вел когда-то на телевидении двадцать лет назад «Party zone», был в музыкальной тусовке, что-то играл (у меня хороший слух), но не пел - всегда считал себя безголосым …

Диана Арбенина: - А на чем играл?

Гоша Куценко: - Гитара, фортепьяно, клавишные… Я придумывал песни для спектаклей всегда и мне это нравилось. Потом в Новосибирске после спектакля как-то случайно я оказался в компании с музыкантами из группы «Anatomy of Soul». Они играли, я играл с ними. Точнее я играл свои песни, а они мне подыграли. Я их позвал в Москву. Вместе мы наработали девять первых песен и какое-то время играли.

- Пацаны, которые с тобой на сцене стоят, это они?

- Нет, это не они. Пластинку я выпустил первую уже без них, но мы с ними играли года три. Я все время считал, что у меня нет голоса - это дикий комплекс! Когда актеру предлагают спеть что-то, сыграть, если роль тебе нравится, то ты не видишь в ней верхние ноты, нижние ноты - ты идешь в нее и знаешь, что ты докричишься, вытащишь наружу все свои мысли и чувства. А вокал, чёрт возьми, это такая штука, когда мало иметь голос, им нужно владеть! Я позже уже это понял и начал заниматься профессионально. И мне нот не хватало никогда! Вот это бесило.

- А ты учился потом?

- Я пошел в мюзикл «Pola Negri» четыре года назад. Может, мне психологически нужно было знать, что я честный артист. Я дал себе на это время - получил, хоть какое-то, но образование, начал распеваться, чуть-чуть «подтащил верх», опору, дыхание…

- Давай о первой пластинке. У тебя такая музыкальная, романтичная пластинка! В то же время, я, когда посмотрела ролик на песню «Корвалол», поняла, что ты можешь быть и ироничным…

- Первая пластинка – это все по наитию! Я в театре же занимаюсь только иронией, это в кино заставляют быть другим. Либо «Последний герой» передача, либо я «последний мент»… И то, я без юмора никуда. У меня все в жизни было связано с юмором. Да у меня в жизни не было бы секса ни разу, если бы не юмор! И в театре я играю в комедиях, в основном, а в драме - постольку, поскольку. Я не обладаю таким терпением драматическим, и не люблю страдать, мне хватает страданий в жизни.

У меня, знаешь, какая проблема? Я же эклектичен, как актер, играл в очень разных жанрах – и в семейных комедиях, и в ужасах, и в серьезных боевиках. А музыкант, как ни крути, это уже своего рода образчик стиля! У меня есть свой стиль, который я обрел, он закреплен движением, течением, моим восприятием музыки, слухом.

Я могу отойти в сторону. Грубо говоря, если я играю тяжелую музыку, могу взять и вылететь в джаз или босанову. Но вряд ли, я после этого ломанусь в какое-то обдолбаное диско и уеду в кислоту, а потом уйду в романс и спою какую-то светлую в оркестре песню. Может, такие эксперименты и присутствуют, но в пластинке этого музыканта, как и в каскаде картин театрального и киноактера, есть свой стиль. Как у тебя, например. Это гитара, это звук, это ты! Я знаю, ты так живешь.

А я метался всегда! Первая пластинка – она эклектична. Вторая еще более эклектична, как будто это саундтреки из разных фильмов. Первая пластинка, она самая светлая, и в ней рока побольше. Последняя песня, «Таблетка», наверное, это Мурату Насырову память. Она о трогательных людях, которые не смогли разобраться в своей жизни, которая у них заканчивалась неожиданно. Еще песня, «Таблетка», она мне Земфиру напоминает, почему-то…

- Послушай, а вот эта музыкальность, которая в тебе была, она, может быть, от корней?

- У меня группа же была в 90-ые. У меня бабушка пела, я же украинец, советский украинец - такой восточный украинец, который долго жил на западной Украине. А тогда западная Украина, Львов были территорией искусства, которой особо не было на востоке.

У меня с детства были физиологические проблемы с голосом - узлы в связках. Я не мог петь. А вот отрезал их восемь лет назад и у меня открылся голос! А до этого у меня срывался голос, я даже в театре не мог долго играть.

После операции у меня начал восстанавливаться голос, так что, можно сказать, вторая молодость настала, я еще разгоняюсь. Так что я отношусь к себе, как к развивающейся стране, несмотря на то, что уже в возрасте. Люди в моем возрасте, музыканты, уже заканчивают свою карьеру и поют песни своей молодости, сидят на хитах… А я расту!

- Ой, ладно, ладно! Скажи, а как в среде артистов тебя приняли?

- Ко мне вообще относятся по-разному. Можно принимать, любить, зная меня близко, играя со мной спектакли. Любить меня, как дурака, чудака, как творческого человека. Заметил, что в кино чаще других играю безумцев… Я думал об этом! Я чаще всех играл детей, я женщину играл с Орбакайте! При этом одновременно играл в серьезных боевиках, дрался… В классике еще не играл, меня боятся использовать. Хотя на классике я вырос, все-таки школа-студия МХАТ!

- А, правда, что отец был против, что он звонил..?

- Ну, конечно! Меня и приняли, потому, что обратили внимание из контекста протеста! «Подождите, а это тот, ради которого звонили из ЦК и сказали его не брать?!»… А я вышел, я не выговаривал букву «р», я читал – «…мне нРавится, когда каменья бРани, в меня летят, как гРад, Рыгающей гРозы, я только кРепче жму тогда Руками, моих волос, качнувшийся пузыРь…». Я читал так Есенина, и конечно, был белой вороной. Хотя, в школе-студии я написал к нашей оперетте пять песен… Мне нравилось всегда оживлять текст песни, я получал удовольствие, когда мелодика какая-то рождалась.

- А оранжировки на первом альбоме - твои?

- Нет, это уже друзья-музыканты, с которыми я работал. Хотя, есть песни, где выдержана моя гармония. Это был один из первых опытов в студии Сереги Мазаева, потом он отказался со мной работать, сказал: «Рановато ты, нужно было тебе еще чуть-чуть дожать». Наверное, да.

- Научи меня, как быстро и убедительно сняться в «постельной сцене»?

- Оставайся самой собой. Главное, не думать о том, как ты выглядишь со стороны. В постельной сцене нужно изучать не себя, а партнера. Нужно его полюбить! Иначе, ты перестаешь его слышать, он перестает тебя удивлять, а будет только раздражать. И ты будешь думать о другом – о том, как ты выглядишь, как ты играешь... А драматическое искусство состоит в том, что ты должен о себе забыть!

- Перейдем ко второму альбому?

- Да, он называется «Музыка». Миша Ефремов сказал, что третий должен быть назван «Слова» (смеется). Ошибка произошла, он должен был называться «Мьюзика», в честь, конечно, Muse…

- А ты любишь Muse?

- Да! Они демоны! Я после них начал верить в реинкорнацию, потому, что Меттью Беллами - просто демон! Он дышал одним воздухом с Меркьюри! Его балладистость очень современна! Я услышал там что-то русское, романсы …

Признаюсь, слушаю разную музыку - могу включить радиостанцию, прилипнуть, если там талантливые ведущие, которые могут подобрать и хорошо обслужить свой рабочий час. Но сейчас я подумал про Дэвида Боуи - великая утрата. Я недавно пересмотрел его клипы, переслушал пластинки, и неожиданно понял, что он действительно стал стар… Я не ожидал! Он для меня – олицетворение вечной вампирской страсти! Когда его не стало, я почему-то написал «Let’s dance»… Если бы я отдавал дань кому-то, кто мне дал больше всего в музыке - мне, Юре Куценко, который жил на Украине и во Львове собирал первые иностранные записи, когда вокруг торговали джинсами и пластинками, - это был бы Дэвид Боуи!

- Скажи, а у тебя бывали туры с концертами?

- Конечно! Я уезжал в туры, это лучшее время! Потому, что я чувствую такую безответственность в этом, когда поешь каждый день – это счастье! Потом, мне всегда нравилось, если ты выступаешь и ты в хорошей форме, то можешь выпить пятьдесят грамм, а то и сто, - фигачишь рокешник, можно оторваться и «поиграть в молодость»!

- А ты вообще заводной?

- Конечно! Я, к сожалению, не человек-графика, я могу жить жизнью музыканта, художника, это важно! Важно потеряться, пострадать, помучиться, переделать себя. Доказать себе, какой ты дурак, отстоять свою территорию, поумнеть, чёрт возьми! Мне скоро пятьдесят, и, наверное, я хочу прийти с хорошим давлением на концерт пятидесятилетия.

Я себя, к сожалению, не ощущаю готовым к такому возрасту… Понимаю, что в душе я – тинейджер. Но это палка о двух концах, потому, что ощутить себя взрослым человеком и ответственным – это тоже сложно.

Я начал писать третью пластинку. И я, наконец, начал чувствовать свой стиль! Он абсолютно не мой, но это то, куда меня ведут музыканты. Я запел на самом деле для того, чтоб не вести корпоративы. Меня всегда это так бесило и унижало, потому что я абсолютно бездарен в этом плане. Я могу говорить только о себе. Вот так, я соглашался на корпоратив, потом снимал пиджак, выпускал рубашку, и превращался в другого человека! Так я ищу компромисс.

Распечатка - Национальная служба новостей